missio
персоналии
события
сми о нас
исследования
проекты
издательство
образовательная программа
статьи
рефераты
ссылки
связаться
команда
сотрудничать
 , Глеб Морев, главный редактор обозрения «Критическая Масса»"Русский журнал"Положение литературы остается маргинальным, то есть естественнымВышел в свет новый журнал-обозрение — «». Предлагаем вашему вниманию интервью с участниками проекта. Беседовал Егор Отрощенко. Русский Журнал: Насколько я понял из предисловия президента Фонда «Прагматика культуры» Александра а к первому номеру журнала, четко выраженной концепции у издания нет. Он пишет: «хочется видеть „Критическую Массу“ местом сборки разных компетенций, местом встречи разных проблемных полей. Для этого готовых рецептов нет, поэтому будем уповать на то, что российскими авторами уже накоплено достаточно опыта, понимания, смелости и сил, чтобы разгерметизировать дисциплинарный контекст». Так ли это на самом деле? Глеб Морев: Нет, это не так, потому что обращение Александра а к читателям — это текст, который призван вписать — и вписывает — журнал в идеологию и структуру Фонда «Прагматика культуры», в рамках издательской программы которого выходит «КМ». Это как бы внешнее, институциональное предисловие. Как редактору, мне показалось излишним описывать для читателей концепцию журнала — отчасти потому, что об этой концепции много было говорено три с половиной года назад, когда начинался предыдущий мой проект — «Новая Русская Книга». «» продолжает реализовывать принципы «НРК», правда, с некоторыми коррективами в области, как сейчас выражаются, формата издания. С моей точки зрения, рынок «книжной» периодики не только не перенасыщен, а вообще отсутствует, потому что в России, с прекращением «НРК», нет ни одного экспертного издания в области книгоиздательского процесса, да и шире — в сфере культуры. И «Книжное обозрение», и Ex Libris «НГ» играют какую-то другую роль. На мой взгляд — и как редактора, и как читателя — критерий экспертного издания: когда о неслучайных книгах пишут неслучайные люди, когда та или иная рецензия является для потенциального ее читателя некоторым верификатором ценности рецензируемого продукта, для чего необходима большая степень доверия к автору рецензии, обусловленная именем этого человека, его предыдущими работами, в идеальном случае — тем, что он известен как человек, успешно занимающийся в том поле деятельности, в которое может быть помещена рецензируемая книга. Когда же Бог знает кто пишет Бог знает о чем — это может быть удачно, это может быть стилистически мило, даже талантливо, как иногда это случается в «Ex Librise», но это не имеет никакого отношения к экспертизе культурного процесса. Читать прозаические миниатюры Льва Пирогова подчас забавно, но к аналитике их отнести весьма затруднительно. РЖ: Понятно. А почему тогда нельзя было сохранить формат «Новой Русской Книги»? Г.М.: Ну, во-первых, это не очень интересно для меня лично… Этот этап закончен, проект состоялся, в меру возможности был услышан, прочитан, отрефлексирован культурным сообществом, и мне было неинтересно копировать уже сделанное. Мне было любопытно сохранить принципиальные черты издания и как бы «дорастить» его до более широкого формата, сделать его не столь узким в смысле необходимости конкретной библиографической привязки, как это было в «НРК». В «Критической Массе», как вы видите, структура сложнее, может быть, она более дробная, но мне она кажется и более динамичной: вместе с рецензиями, которые составляют как бы бетон этой конструкции, туда помещаются тексты других жанров — актуальные, острые, отражающие живую жизнь культуры. РЖ: У меня создалось впечатление, что журнал, с одной стороны, изменился по сравнению с НРК, а с другой — набор тем, авторов стал более или менее предсказуем. Принципиально ли то, что вы собрали людей уже достаточно известных, зарекомендовавших себя? Г.М.: Я думаю, что набор тем в культуре конечен, поэтому понятно, что те или иные темы будут актуальны всегда, они будут повторяться из издания в издание, даже если это не мои проекты. Что касается авторов, то, конечно, для меня принципиально продолжить сотрудничество с теми людьми, которых я ценю, которые прекрасно зарекомендовали себя в «НРК» и мнение которых интересно не только мне, но и читателю — именно как мнение экспертное. Но в то же время, как вы видите по первому же номеру «КМ», появился ряд замечательных, с моей точки зрения, перспективных или уже известных авторов, которые в «НРК» никогда не печатались — Олег Аронсон, Михаил Шейнкер, Елена Петровская, Алексей Пензин, Виталий Куренной, Роман Рудица и другие. «КМ» — издание ни в коем случае не партийное, не групповое, оно открыто для новых авторов, для любого фундированного мнения, это принципиальная редакторская установка. Конечно, есть некоторый понятный, хотя может быть и не вербализуемый признак необходимой культурной вменяемости, который всех этих людей, с одной стороны, объединяет, а с другой стороны — ограничивает круг потенциальных авторов «КМ». РЖ: А как выбираются темы для номера? Г.М.: Первый номер в основных тематических блоках неизбежно откликается на происшествия ушедшего года. В области литературы — это преследование Сорокина и «порнографии». События вокруг романа Проханова. Это собственно литературные события года — «Лед» того же Сорокина, стихи Кирилла Медведева, роман Семена Файбисовича «История болезни», тоже обернувшийся неким скандалом в культурной среде, и это, наконец, возвращение Александра Бренера на российскую арт- и литературную сцену. На все эти события я счел нужным отреагировать в первом номере. Если говорить о политико-философском отделе, то это, прежде всего, рефлексия над событиями 11 сентября. Причем рефлексия со стороны западных мыслителей — Бадью и Жижека — которая представлялась мне интересной уже постольку, поскольку явно диссонирует с общим растиражированным у нас восприятием этих событий. Хотелось представить иную, может быть, не очень услышанную в России точку зрения. Другое дело, что «КМ» как метакультурный журнал поставлен в довольно тяжелые условия в том смысле, что сам так называемый культурный процесс в последний год вызывает очень грустные чувства. На моей памяти не было столь бездарно проведенного года. Все основные новостные поводы в «области культуры» при их, так сказать, возникновении вызывали недоумение и ощущение какой-то несерьезности, какого-то шулерства, объектом которого тебя делают. Вспомните эти широко или даже очень широко — то есть за пределами профессионального цеха — обсуждавшиеся события: кампанию «Идущих вместе» против Сорокина, историю с Прохановым и его романом, полемику вокруг статьи одного решившего поиграть в национализм молодого человека в «Ex Librise» НГ и, наконец, историю с закрытием и возрождением газеты «Консерватор». Поначалу казалось, что об этом не стоит и думать! Какая может быть полемика с «Идущими вместе» и какой серьезный разговор о литературных достоинствах романа Проханова? Следует ли обращать внимание на публицистические игры впечатлительных молодых людей? Возможно ли от деятельности по изготовлению листка под названием «Спецназ России» перейти к работе по созданию общенациональной консервативной газеты? Увы, оказалось, что для многих эти вопросы не являются риторическими — все эти события вызвали вал полемики и откликов, то есть пресловутый снежный ком — но снежный ком вокруг изначальной пустоты, симулякра. Именно цеховая реакция фактически конституировала подобные события как события в культуре. По-моему, очень печально, когда вокруг пустоты выстраивается рефлексия, которая и создает в конечном счете сам предмет разговора. РЖ: Вы могли бы вообще не реагировать на весь этот шум, а писать о чем-то другом, формировать свой контекст. Г.М.: Безусловно, изначально было бы лучше не реагировать на все это и формировать свое пространство, но, к сожалению, не все зависит от нас, и, более того, мы скорее зависим от культурного процесса, поскольку обязаны и призваны реагировать на него. Мы формулируем наше отношение к этому процессу, некую аксиологическую решетку, но материал для нас поставляют нынешние в широком смысле писатели, а других писателей, как известно, у нас нет. РЖ: Как бы вы могли охарактеризовать культурную ситуацию, сложившуюся сейчас в обществе, экспертизой которого вы занимаетесь. Г.М.: Если брать область медиа, к которой мы все-таки относимся, то могу отослать вас к тому, что я в свое время, в 50-м номере «НЛО», писал о феномене культурных масс-медиа в период 90-х годов. Очевидно, что памятный всем период расцвета интеллектуальной журналистики закончился. И история газеты «Консерватор», которая являла собой неуместную попытку возрождения той модели, которая была несколько раз реализована в 90-е — наиболее удачно в «Коммерсанте» 1994—1997 годов, — закономерно обернулась фарсом: вместо Тимофеевского, Рогова и Левкина пришли — пусть, кажется, и ненадолго — анонимные юзеры и/или анекдотические (для меня) персонажи из какого-то «Спецназа России». Это, конечно, забавная крайность, но ясно, что вырабатывается какая-то новая медиа-модель, гораздо более, скажем так, прагматическая, нежели та, что ушла вместе с 90-ми. Возвращаясь к словесности, замечу, что стимулированные исключительно внелитературными причинами (как в случаях с Сорокиным и Прохановым) частые разговоры по поводу литературы в 2002 году дали возможность заявлять, что литература вновь, якобы, стала играть в обществе прежнюю, свойственную ей в советское и перестроечное время доминирующую роль. Я не вижу ничего подобного. Все те псевдособытия, о которых я упоминал в нашем разговоре, — лишь умело сконструированные PR-акции. Не более, но и не менее. Положение же литературы как суммы текстов остается, на мой взгляд, тем же, что в 90-е годы, то есть достаточно маргинальным. С другой стороны, как уже много раз повторялось на все лады, это, видимо, ее естественное место. Печальный опыт прошедшего года меня, во всяком случае, в этом убеждает. ———————————————————————————————————————— Александр , президент Фонда «Прагматика культуры», заведующий кафедрой «Прагматики культуры» РЖ: Тиражи многих подобных периодических изданий сейчас падают. Почему? Вы уверены, что КМ не постигнет такая же участь? Александр : В пользу «КМ» будет обращен арсенал дистрибутивных технологий, которыми владеет Фонд «Прагматика культуры» — учредитель КМ. Слабое понимание технологий продаж — ахиллесова пята интеллектуальных издательств. Мало того, что им приходится действовать в зоне проблематичного спроса, так они еще и недостаточно знают своего читателя. И вдобавок не очень стремятся к этому знанию, видимо, потому, что не знают, как оно добывается, — типично ресентиментная реакция. А добыть его весьма трудно, не говоря уж о том, что затратно. Компетенции производителя и продавца редко совмещаются в одном лице — это типично и для хозяйственной сферы. Но для малотиражного выпуска решающую роль играет экономический фактор: в бюджете нет строк для затратных маркетинговых ходов, и важнейшей компонентой успеха жертвуют. Порочный круг: тиражи маленькие потому, что нет денег, а деньгам неоткуда взяться из-за маленьких тиражей. Чтобы вывести тираж на орбиту, нужные рисковые инвестиции в маркетинг, а прежде — эмпирические социологические исследования фокусных групп. Но таких усилий в отношении высокоинтеллектуальных продуктов никто и никогда в нашей стране не предпринимал. Потому что те, кто успешен в риск-менеджменте, находят высокооплачиваемый спрос на свои таланты. В итоге у журналов нет полноценной обратной связи с аудиторией, которая суживается до узкого круга соратников и случайных ценителей. Мы постараемся наладить обратную связь, проводя свою фирменную линию на рефлексивность в культурной сфере — главный фактор ее успешности. Есть идея публиковать читательский отклик прямо на страницах журнала, причем в специально созданном, репрезентативном формате. Читатели получат возможность ассоциировать себя с близкими референтными группами. Наконец, я верю, что мы сделаем по-настоящему хороший, актуальный журнал, профессиональную инстанцию по качественному сжатию информации. В продвижение такого продукта не жаль будет вкладывать средства. РЖ: При чтении КМ у меня возникло ощущение замкнутости культурного пространства, одни и те же имена, понятия, книги. Так ли это? Нет ли желания «глотнуть свежего воздуха», или вы считаете, что замкнутость, строгая очерченность границ — необходимое условие для интеллектуальной жизни? А.Д.: Именно такова стратегическая цель — «глотнуть свежей публики», предложить ей новый стиль — интеллектуальный, но не издевательский по отношению к ее компетентности, в смысле — не заградительный, без высокомерного brain-control. Главное — предъявить образцы тех форм интеллектуальной и художественной активности, по которым все уже истомились, хоть, может, и не осознают этого. Добиться этого — сверхзадача журнала, и мне кажется, в первом номере местами удалось приблизиться к ее решению, хотя мне, быть может, хотелось бы видеть чуть проще написанные тексты. Но для этого необходим большой талант и рефлексивная, клиент-ориентированная позиция автора. Чтобы позволить себе прозрачное письмо, нужно брать незатертые и вместе с тем острые, жизненные темы, цепляющие живой ум российской аудитории. Ум, конечно, живой, но сейчас он явно не в том полушарии головы, что регулирует художественную активность. Барьеры входа в современный гуманитарный процесс слишком высоки. Пытаться снизить их, сделать маршрут пологим, не впадая в пошлость, глянец и вульгаризацию, — нетривиальная задача. 100%-х гарантий ее решения я не имею. РЖ: В чем политика рецензирования? Отслеживание новинок или попытка с помощью рецензий описать современное культурное пространство? А.Д.: Хотим не только дать навигацию читателям, но и расширить предметное поле, включив в него актуальные источники. Музыка, спорт, анализ новостных лент и рекламы, блок социальных дисциплин — экономика, психология, социология культуры, и еще теория детства, ритм городов и проч. Кроме того, как вы могли заметить уже по вышедшему номеру, будут не только рецензии на книги, но и так называемая рефлексия первого порядка — непосредственный отклик на события и главные феномены. Например, можно обсудить последнего Джеймса Бонда, на мой взгляд, стремительно деградирующего, или положение с детской литературой в России, можно подискутировать о роли элиты, или понаблюдать, как рождаются новые виды спорта, чем задаются его тенденции. РЖ: Насколько я понимаю, в предисловии заявлена позиция журнала как своего рода страдательного явления. КМ сознательно отказывается от волевого формирования контекста? Во-первых, так ли это, и во-вторых, не кажется ли вам, что только «отражая», журнал лишается своей позиции? А.Д.: Никто страдать не собирается. Но факт налицо, дистанция между теми, кто решает проблемы в России, и теми, кто осмысляет их в художественном и научном ключе, нарастает. Стилистическая сложность текстов обычно такова, что они расположены далеко за пределами «ближнего круга» восприятия тех, кому эти тексты могли бы быть интересны в первую очередь. По странному совпадению, это как раз те читатели, для которых вопросы цены не имеют значения. Сотня другая по-читателей из этого круга могла бы составить счастье финансовой службы издательства. Но авторы непреклонно гнут свою линию на усложнение языка, бряцают правами на высоколобое экспериментирование. Другая беда в том, что сколь угодно высокая гуманитарная специализация порождает лишь дисциплинарный срез. Но никому вне дисциплины такой срез не то чтобы непонятен, но хуже — неинтересен. Дисциплинарные фрагменты не склеиваются в целостную, практически содержательную картину. Интересен стереоскопический, проблемный взгляд, и не секрет, что авторов, могущих себе позволить «вложиться», что называется, на полную катушку, не так уж много. Вот, что я имел в виду, призывая к разгерметизации кулуарного знания. Что касается позиции журнала, то в ее основе — ориентация прежде всего на актуальные проблемы и на высокое качество смыслов, а не на валовые показатели, качество, индикатором которого будет опубликованная стратифицированная оценка аудитории. Идея силового формирование контекста противоречит, на мой взгляд, деликатной навигационной и отчасти просветительской миссии журнала. Здесь впору говорить скорее о вкрадчивости, нежели о направленном влиянии. Хотя, как вы знаете, любое отражение есть управление вниманием. Экономия читательского внимания — есть информационная полезность, ядро, так сказать, информационной добавленной стоимости, формированием которой призван заниматься журнал. РЖ: В книге «Прагматика культуры» вы критикуете экспертные институты за их, как вы выражаетес,ь неатомистичность, то есть подверженность влиянию сторонних сил. Но сами идете по пути создания очередной институции. А.Д.: Не склонен принижать роль экспертных инстанций в культуре. Но факт, что в ситуации «масс-культурного» перепроизводства существующей мощности инстанций катастрофически не хватает. По моему прогнозу, неминуем переход к новым, желательно «безлюдным» технологиям обработки информации, которые позволят репрезентировать качество художественного высказывания для потенциальной аудитории самым сжатым и непредвзятым образом. А именно: в виде численных индикаторов качества текста, фильма, мелодии и т.п., резюмирующих отклик той части аудитории, которая уже имела возможность с ними познакомиться. Только при открытости сведений о потенциале качественного времени эффективность символического обмена будет расти. Соображениями о том, как может быть устроен такой механизм, близкий, по сути, к денежным ценам, я поделился в «Прагматике культуры». РЖ: Ваш фонд запустил в производство «Критическую Массу», издает «Логос», за последние несколько месяцев вышли Вирилио, Бурдье, Жижек, напечатаны, кроме того, с десяток молодых талантливых авторов. Что в ближайших планах? А.Д.: Мы готовим несколько масштабных исследовательских проектов. Во-первых, по спорту, где поставлено много точных интригующих вопросов. Во-вторых, по детству, весной выйдет три, на мой взгляд, цельных книги — «Мир детства», «Игра», «Современный ребенок — пути взаимопонимания», — подготовленных самим Фондом. В третьих, мы начинаем эмпирическую работу в области культурного потребления, в том числе — имущественными и интеллектуальными элитами. Задачи сложные, интердисциплинарные, мы формируем команды исследователей, авторские коллективы, ведем подготовительную реферативную работу. При кажущейся разбросанности тем, все они концентрируются вокруг единого стержня — исследования символических рынков, функционирующих под протекторатом денег. Деньги явно не исчерпывают всего содержания этих рынков, равно, как и рынков образования, здравоохранения, но фокус в том, что именно деньги оформляют целевую функцию профессиональных участников. Деньги помещаются в центр рефлексии, отодвигая важные вещи на периферию внимания. Наиболее важная функция современных денег — информирование рыночных агентов о качестве предоставляемых услуг — исполняется скверно, когда дело касается межличностных коммуникаций, например, в сфере художественной культуры. Цены, которыми оперируют рынки культуры, нивелированы, они малоинформативны в отношении качества, и публика дезориентирована. Принадлежащие ей деньги не имеют твердой покупательной силы. Не говоря уж о том, что ликвидность досугового времени, понимаемая как способность к преобразованию в качественное личностное время, чрезвычайно низка. «» претендует на роль инструмента для управления ликвидностью времени своей аудитории. ———————————————————————————————————————— Валерий Анашвили, издатель РЖ: Почему возникло желание издавать новый журнал? Нет ли ощущения, что рынок перенасыщен подобными продуктами? Валерий Анашвили: Рынок не то чтобы перенасыщен, он просто пуст. На данный момент в стране отсутствует журнал, который целиком был бы посвящен отслеживанию и рецензированию интеллектуальной литературы. Рецензионные отделы толстых журналов и глянце-газетные отделы культуры в своем содержательном разбегании (между рецензированием «специализированным» и поп-чтением) образуют столь гигантскую вилку, что между ее зубцами свободно утекает основной массив достойных внимательного обсуждения книг. Важно еще и то, что именно представляет собой рецензия: насколько неслучаен рецензент в отношении темы рецензируемого издания, ставится ли задача только проинформировать читателя или проанализировать книгу с разных точек зрения, и т.д. Нам явно не хватает издания, прочитав которое мы, как профессионалы в узкой сфере, оказались бы в курсе того, что вообще происходит на интеллектуальном книжном рынке, что есть нового, какого оно качества, кто есть кто среди авторов и переводчиков новых книг, каковы последние дискуссии и тенденции. РЖ: Тиражи многих подобных периодических изданий сейчас падают. Почему? Вы уверены, что КМ не постигнет такая же участь? В.А.: Тиражи интеллектуальной прессы невелики не потому, что ее некому читать (гуманитарий в провинции задыхается без книжек и журналов и судорожно стучит пальцами по клавиатуре подключенного к Интернету компьютера, наталкиваясь лишь на ссылки, но не находя профессиональных текстов, тонет в массе сетевого отстоя), но потому, что ее проблематично туда доставить, а даже если и удалось доставить, ее проблематично купить — денег за счет издержек доставки она стоит много, а зарплаты платят мало. В этом и состоит наша задача, чтобы сбалансировать содержание журнала, спрос, цену и т.д. и сделать его доступным всем заинтересованным. РЖ: В чем принципиальное отличие журнала от изданий, работающих в той же сфере? В чем вы видите, так сказать, оправдание и необходимые условия существования КМ? В.А.: Журналы не возникают просто от того, что вот человек днями напролет сидит в кресле, бессмысленно уставившись в телек, чешет затылок в размышлениях над тем, чем бы себя занять, а потом вдруг, хлопнув себя по лбу, вскакивает и бежит делать журнал, идея которого его неожиданно посетила. Журнал возникает в силу объективной (извините) потребности в его существовании. И умирает, когда его время кончилось. Так что если «» имеет место, значит так надо. Вопреки всем недоброжелателям, которые, к сожалению, есть, как выясняется, даже у таких мирных людей, как типичный питерский интеллигент Глеб Морев (главный редактор).
|
Комментарии:к данной статье нет комментариев |
