missio
персоналии
события
сми о нас
исследования
проекты
издательство
образовательная программа
статьи
рефераты
ссылки
связаться
команда
сотрудничать
 "Полит.ру"Александр : «Проект реформы социальной сферы – это позитивная провокация»В конце прошлого года Минэкономразвития подготовило пакет законов "о реорганизации государственных муниципальных учреждений социальной сферы". Пакет был согласован с минфином, минобразования, минпромнауки, минкультуры и передан в правительство. Культурное сообщество, в особенности театральная его часть, реагировало на происходящее довольно бурно, увидев в грядущих преобразованиях угрозу существованию театра как таковому. Основная претензия деятелей искусства состояла в том, что сам дух реформы, по их мнению, отвергал специфику учреждений культуры и образования — музеев, театров, вузов, к тому же, по сути лишал «муниципальные учреждения социальной сферы» свободы в экономической деятельности. Президент Фонда «Прагматика культуры», профессор Высшей школы экономики и предприниматель поделился с Майей Кучерской своими соображениями о том, какую роль может сыграть предстоящая реформа в диалоге государства с культурой. Государство вроде бы готовит реформу социальной сферы, куда входят и вопросы государственной политики в сфере культуры. О чем идет речь? Я расцениваю проект Минэконоразвития как позитивную провокацию, которая привлекает внимание к своевременным, актуальным вопросам. Государство действует методом, который в институциональной экономике называют просвечиванием. Оно создает силовое поле, и в нем разные группы интересов, разные группы участников могут проявиться по-разному – позитивно или деструктивно. Последнее мы сейчас и наблюдаем. «Провокация» – это значит, что никаких радикальных шагов в плане реализации в ближайшее время не будет? Реформа отложена до 2006 года. Это время отпущено на то, чтобы договориться. Мой прогноз пессимистичный — не договорятся. Никто не будет этим заниматься. Некому и не с кем договариваться. Первое, что следовало бы сделать – это потратить деньги на подготовку этого диалога. Но это — задача для виртуозов. Кому и о чем следует вступить в диалог? В чем проблема? Проект реформы ставит вопрос об основаниях государственной политики в сфере культуры. Гадать, будет ли она проведена и к каким результатам приведет, я не берусь. Но могу сказать, что при всем позитивном опыте, накопленном другими странами, нам предстоит решать похожую задачу в гораздо более трудных условиях. Во-первых, у нас катастрофически меньше денег. Во-вторых, болезнь издержек, которую Баумоль в соавторстве с Боуэном диагностировал 40 лет назад, сейчас вошла в острую фазу: исполнительские искусства пребывают в жесткой конкуренции с дигитальными – телевидением, кино, музыкой и проч. Болезнь прогрессирует, и если все так и будет продолжатся, исполнительские искусства просто потихоньку вымрут. Специалисты все уши прожужжали про необходимость промышленной политики, но дело с мертвой точки не очень-то сдвигается. В сравнении с промышленностью, реформировать культуру – это высший пилотаж. Мне кажется, полезно попытаться исполнить хотя бы одну фигур этого пилотажа, чтобы трезво оценить свои возможности. Как рационально потратить деньги на культуру? Вот какой вопрос ставит реформа. Тем самым признается, что сегодняшняя практика субсидирования культуры недостаточно эффективна. Вместо того, чтобы, как и прежде, финансировать учреждения культуры просто потому, что они существуют, государство хочет нацелить свою политику в культурной сфере на результат. Представьте себя в положении государственного распорядителя. Ему нужно поделить деньги между тысячами бюджетополучателей. Государство пытается нащупать инструменты эффективного распределения этих средств. Настораживает одно: уже с первого шага дискуссия ведется недружелюбным и нетерпимым тоном. Чей тон нетерпим? В первую очередь, деятелей культуры. Это явно не идет на пользу интересам дела: нет ничего проще, чем одной группе специалистов обвинить другую в некомпетентности. Представители культуры задирают чиновников: «Вы ничего не понимаете в культуре». (Я бы, кстати, в этом усомнился. Вельможи не могут не быть эрудированны.) Чиновники, будь они столь же неделикатны и безрассудны, могли бы ответить: «А вы — невежды в экономике и управлении». Все это ни на йоту не приближает к ответу на вопрос «что делать?». Требуя от чиновников внятности, люди культуры или наивно, или лукаво предполагают существование какой-то всевидящей, многоопытной инстанции, способной «на берегу» предложить идеальное решение во всех его деталях. Очевидно, что это не возможно. Такие сложные реформы не проектируются раз и навсегда в окончательном виде кем-то всеведущим. Это всегда процессы взаимовлияния, аккомодации, притирок, уступок, диалога. А что разумно требовать деятелям культуры от государства? Государство должно создавать правила игры. Этим оно и вознамерилось заняться. Правила — это системы законов, организационно-правовые формы, принципы финансирования, правомочия собственности и т. д. Другое дело, что в самом первом документе – проекте Минэкономразвития — заложены мины замедленного действия, там есть лакированные нерешенные вопросы. Так, за нацеленностью на результат скрывается неявное допущение, что кому-то известно, что такое хороший результат в культуре, и кто-то сможет его измерить и удостоверить. Это, как я понимаю, ключевая проблема культурной политики во всем мире: не понятно, по каким показателям мерить результат. Очевидно, что простые численные или денежные индикаторы состояния этой сферы не отражают. Строгого решения, наподобие, к примеру, культурного аналога экономической капитализации, пока никем не предложено. Таким образом, непонятно, кому же давать деньги? Куда важнее вопрос, кто будет делить деньги. Если мы не знаем, как делить, то можем хотя бы сделать так, чтобы это делал тот, кто в этом более компетентен. Тогда можно минимизировать огрехи и несправедливость. Но априори «наверху» не известно, кто этот мудрейший. И это, наверно, не может быть кто-то один. Государство предлагает несколько вариантов финансирования. В одних случаях создают специализированные госучреждения, которым предстоит жить в привычной бюджетной логике стопроцентного госфинансирования. В других — учреждения могут выбрать форму, позволяющую им опираться на иные источники, зарабатывать собственные деньги и свободу. Так государство открывает дорогу наиболее активным, тем, кто, взвесив шансы, согласится выйти в свободное плавание. Тем самым решается задача перераспределения бюджета в пользу наиболее нуждающихся. Но, как известно, многие культурные учреждения, пустившись в свободное плавание, разорятся, если окажутся на самоокупаемости, им это просто не по силам. В этом состоит еще одна проблема, которую решает государство. Государственных денег, как видим, на всех не хватает и никогда не хватит, если не научимся распоряжаться ими осмысленно. Сестры ропщут от раздачи по серьгам. Необходимо активизировать другие источники финансирования культуры. Очевиден факт, что за культуру должен кто-то платить, потому что творец и исполнитель не питаются святым духом. Кто-то должен заплатить. Кто? Это может быть государство. Это могут быть частные и корпоративные покровители. Или это может быть публика. Платить должен тот, кому это почему-либо надо. Интересы в культурном поле у всех разные, и они, в общем, понятны, но «осметить» их умозрительно нет никакой возможности. Поиск баланса между источниками денег и есть цель реформы. Поймите, я не апологет правительства, а показываю, как его проект можно интерпретировать в наилучшем ключе. Если же сходу начинать с шантажа, если биться в показной истерике, то это прямой путь к самосбывающемуся печальному прогнозу. Нужно ли от сферы культуры требовать экономической грамотности и политической терпимости? Не достаточно ли того, что они делают свою работу? Сфера культуры и так имеет свое общественное значение: спектакли, фильмы, музыка улучшают общественный климат; во многом, культура — громоотвод, в который разряжается общественная агрессия, например. Культура приносит конкретную общественную пользу, косвенным образом защищая и интересы государства, которое всегда стремится к стабильности. С этим тезисом никто не спорил. И что дальше? Как от этой сентенции придти к пониманию, какую культуру финансировать государству? Если средства лимитированы, а претендентов много, то возникает вопрос по сути экономический. Как делить бюджет между получателями? Кому и сколько давать денег? В стране отсутствует аналитическая, экспертная инстанция, могущая взяться за распределение со знанием дела. Некому налаживать конструктивный диалог между экономистами, чиновниками и представителями культуры. Все говорят на разных языках, друг друга не слушают и не слышат. И все-таки, если деятелей культуры действительно беспокоит не только собственная судьба, но и судьба их дела и культуры в целом, то им первым делом надлежит сосредоточиться на аналитике. Начинать нужно с формирования профессиональной команды, которая изучит мировой опыт и привьет его к местным условиям. На создание такой инстанции надо потратить деньги, причем не ахти какие. А как государство обходится с культурой в других странах? Существует два полюса. Европейский, где культура преимущественно финансируется государством. И американский, где прямое государственное финансирование покрывает всего одну двадцатую бюджета культуры. 1% дает Национальный фонд искусств и 4% субсидируется на местах. При этом, из опыта известно, что эффективность местных вложений кратно выше, чем государственных. Людям на местах виднее, какой театр по сердцу горожанам, какое «место культуры» оберегает от преступности и прочего извержения страстей. Всего лишь 5% — от государства. Не правда ли, малость этой цифры впечатляет. Все остальное — из других источников. Из каких? Половину бюджета или чуть больше учреждения культуры зарабатывают сами. Другая половина – это так называемый разрыв в доходах. Это то, что музей и театры не в состоянии заработать сами. Разрыв покрывается на 15% частными лицами, на 7% корпорациями, на 7% фондами, остальное – другими источниками. Когда 40 лет назад диагностировали болезнь издержек (некоторые отрасли культуры, в частности, исполнительское искусство, в отличие от многотиражных индустрий, не могут заработать на свое содержание полностью), был заложен фундамент для понимания процессов в экономике культуры. Американцам популярно объяснили, что культуре плохо, и ей надо помогать. Те вняли и откликнулись. Реформу возглавил Фонд Форда, который предложил ряд новаций. Была, в частности, предложена специальная кредитная схема, чтобы наполнить учреждения культуры дешевыми государственными деньгами. Не дарить деньги, а кредитовать. По-моему, нам это сгодится. Был, кроме того, принят и закон о «налогонеобложении» средств, выделяемых на культуру. Это привело к взрыву меценатства. Государство лишилось части налоговых поступлений, но доверило частным лицам инвестировать в ту культуру, которая им по душе. Те стали счастливей оттого, что зарабатывание денег обрело новый смысл. Это не что иное, как механизм делегирования полномочий из места, оторванного от жизни, места, где просто не ведают, как такие решения принимать, туда, где находятся люди, которые вкладывают в решения свою душу, страсть, доблесть. Эффективность таких инвестиций многократно выше. В России такой путь возможен? А почему нет? Правда, когда в начале 90-х попытались ввести налоговые льготы для средств, направляемых на производство кино, то тут же стали повально уклоняться от налогов. Но опасность налоговой дыры не означает блокировки этого пути навечно. Включить активность частных лиц в пользу культуры все равно нужно. Как хочешь действуй, но это должно произойти. О необходимости, например, закона о меценатстве я могу судить и по своему опыту. Что-то во мне протестует против нынешнего установления, когда государство никак не стимулирует инвестиции в культуру. Оно как бы сигнализирует, что это твои – сугубо личные – прихоти, ему до них дела нет. Если строить государственно-частное партнерство, то подходить к этому следует иначе. Почему у нас до сих пор ничего похожего нет? Государство боится налоговых лазеек, и боится оправданно. Подсчитать, насколько оправданно – отдельная, очень сложная задача. Да, какие-то налоговые утечки будут, но что-то дойдет до адресата. Не думаю, что утечки превысят потери от сегодняшнего разбазаривания. Я не даю рецепт, а обозначаю резервуар возможностей, который используется в Америке. Одна из них, на мой взгляд, важная – самодеятельное театральное искусство. Наиболее качественная активность людей связана не столько с потреблением архива, с посещением великих, статусных спектаклей, сколько, например, с самостоятельным участием в постановках. Неизмеримо лучше, когда люди непосредственно вовлечены в культурную жизнь. Им это становится интересно. А у нас сцена отгорожена от зрителя плотным занавесом, театр герметизирован. Не развиты замечательные, удивительные формы вовлечения людей в сценическую активность. А ведь эти местечковые, университетские, муниципальные коммьюнити формируют ту самую несущую сердцевину, которая соединяет массовую культуру и высокую культуру. Лучший способ «привить» культуру – вовлечь в деятельность. Эти образования и экономически устойчивы. Потому что они опираются на непрофессиональных участников. Те не требуют денег, а играют для души и от души. Известно, что пока отечественные предприниматели за искусство платят крайне неохотно. Для них культура все же не представляет той ценности, в которую стоит вкладывать деньги. Не так ли? Не надо ждать от ребенка поднятия штанги. Меценаты – это особая порода «людей культуры», которая в одночасье не выводится, она требует особых тепличных условий и времени. Сейчас благоприятная пора настала или вот-вот настанет. За полтора десятка лет в бизнесе люди в нем обустроились. Пора браться за что-то новенькое, не рутинное. Накоплены немалые деньги, и еще остаются ресурсы активности – и то и другое необходимо куда-то деть. Потребность тратить все ощутимее. Существует два пути: вложить деньги, чтобы заработать еще больше денег, но не очень понятно, зачем, если только не превращать зарабатыванье в самоцель, в самостоятельный турнир. Или можно тратить, самореализуясь как личность. Второй путь неразрывно связан с культурой. Это уже и сейчас происходит, но по-спонсорски, то есть, как элемент бизнеса, элемент рекламной политики. Меценатство еще не развито. Но если не дать ему возможности развиваться, оно и не будет развиваться. Допустим, что государство в России все-таки попытается пойти по пути доминирующего бюджетного финансирования культуры (по «европейскому пути») – чем это хуже или лучше «американской модели»? Кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Согласна ли культура с тем, что государство будет диктовать политику в области вкусов? Зная энтузиазм, с которым представители культуры обвиняют управленцев в безвкусице – вряд ли. А если вы не хотите, чтобы вам диктовали, тогда не требуйте стопроцентного единоначалия и финансирования. Включайте иные ресурсы. Предлагайте свои планы, свои действия. Вместо этого муссируются доводы о величии культуры, о богатстве культурного наследия, неприкосновенности творца и его труппы и т. д. Это защитная реакция либо слабых игроков, либо, наоборот, многоопытных, корыстных. Сейчас предлагается что-то неизвестное, игра по новым правилам. А люди страшатся неизвестности, они пригрелись и не хотят меняться. Сверху давят «меняться надо», а собственных инициатив нет и в помине. Нельзя опираться только на государство, потому что легко скатиться в иждивенчество. И никаким пафосом величия культуры здесь не отгородишься. Но напугать чиновников, конечно, можно. Те остерегаются влиятельных культурных бонз.
|
Комментарии:к данной статье нет комментариев |
